Имя режиссера Игоря Копылова прогремело на всю страну после прошлогодней премьеры свежего отечественного блокбастера «Ржев», снятого в рамках подготовки празднования 75-летия Великой Победы. Конечно же, Копылов и до этого был хорошо известен российским кинолюбителям и театралам и как актер, и как режиссер: за его плечами более 30 ролей в кино, в 24 лентах он выступил в качестве режиссера, а к 13 написал сценарии. 17 лет, вплоть до его закрытия, Игорь прослужил актером в Санкт-Петербургском театре «Фарс». Среди самых известных его лент – недавно показанный по ТВ криминальный сериал «Лениград-46» с Сергеем Гармашем в главной роли. Из последних режиссерских работ Копылова российским телезрителем был отмечен телесериал «Крылья Империи», обнимающий драматические события нашей истории с 1913 по 1923 год. Сегодня Игорь Сергеевич любезно согласился рассказать читателям «ВСП» о своем видении событий Великой отечественной войны, истории России в целом и о его понимании праздника Великой победы.
— Когда Вы взялись за съемки «Ржева», Вы ставили перед собой чисто художественные задачи или какие-то еще? Дидактические, может быть?
— Эта история пришла ко мне, не я ее нашел. Ведь материал может по-разному к тебе придти: или ты мечтал о нем всю жизнь, либо просто натолкнулся, либо продюсеры могут тебе принести какую-то идею. В данном случае именно так и было: продюсеры пришли ко мне с идеей экранизировать повесть Вячеслава Кондратьева «Искупить кровью». Она, конечно, совершенно одиозна в смысле своего подхода к тем историческим событиям, которые в ней описываются. С одной стороны, это взгляд человека, которому надо отдать должное, потому что он сам героически воевал, отмечен боевыми наградами, но с другой стороны, это литература конца 1980-х, и автор в своей повести всё подвергает сомнению и какой-то нелюбви, что ли. Он как бы не видит в собственном прошлом, как и в истории своей страны, ничего хорошего, счастливого, а видит только и исключительно плохое…
— Посмотрев «Ржев», я вспомнил почему-то знаменитый роман Ремарка «На западном фроте без перемен» – мне показалось, что у Вас в фильме тоже много так называемой «окопной правды», без прикрас…
— В нашем фильме такой безвыходности нет. Я сторонник того, что какими бы мрачными красками ни рисовалось полотно, оно должно вызывать любовь и жажду к жизни, а не желание повеситься или утопиться. А после повести Кондратьева, честно говоря, хотелось повеситься, а потом ещё и утопиться, выстрелив при этом себе в голову. Кстати, сам Кондратьев закончил свою жизнь трагически: он застрелился 23 сентября 1993 года, разочаровавшись в перестройке, апологетом которой он был. Мне эти взгляды не близки. Когда мы пошли на второй заход, я сказал продюсерам: хорошо, я попробую снять это кино, если вы мне дадите подняться чуть выше этой проблемы, которая в рассказе находится на уровне охаивания всех и вся. Я оставил какое-то количество персонажей, которые были у Кондратьева, некоторые объединил, ввел туда своих героев. А если говорить о дидактике, то мой посыл был такой: русский, а на тот момент советский народ, он очень разный, все мы разные, непохожие друг на друга: один может иметь такую точку зрения, а другой другую. Но мы в сложный момент имеем способность соединиться в одно целое и забыть на какое-то время о наших разногласиях.
— И эти разные люди, объединившиеся для защиты своей страны, в Вашем фильме обороняют стены разрушенного Православного храма…
— Да. В книге этого нет, церковь пришлось придумывать самому. Это было для меня важно и по смыслу, и с художественной точки зрения. Я в любом случае должен был задумываться над визуальным рядом картины, потому что рассказать историю одних суток в окопах на фоне просто белого снега и полоски неба невозможно. Должно что-то происходить на экране помимо этих окопов и пяти оставшихся изб. Я стал рассматривать альбомы, связанные с историей России, которых у меня дома очень много, и нашел вот эту церковь. А художник предложил поместить внутрь развалин упавший купол… Ржевская битва – это вообще некая точка нашего дна, на которое мы упали и от которого сумели оттолкнуться. Знаете, это похоже на то, когда пацаны в детстве дерутся, и наступает момент, когда либо тебя ломают, либо – уже вне зависимости от исхода этой драки – ты начинаешь уже биться насмерть. И вот мне кажется, Ржев – это была та точка, где мы перестали бояться.
— А почему у Вас в фильме немцы показаны обезличено? Это ведь тоже были люди, пусть на тот момент и враги?
— Немцы здесь мне вообще были не нужны, потому что «Ржев» это история про нашу победу над страхом. Это не история противостояния двух персонажей, как в «Т-34». «Ржев» это история о том, как мы, разные, с разными судьбами, побеждаем страх перед сильнейшим, мощнейшим, обученным противником. Для меня это, прежде всего, метафизическая победа, которая имеет для нас сакральное значение.
— Не так давно на Перовом канале прошёл Ваш 12-серийный фильм «Крылья Империи», посвященный исторической эпохе Первой мировой и Гражданской войн. Ваш сериал как-то связан сюжетно или по замыслу с двумя другими известными сериалами о том времени: «Империя под ударом» и «Гибель Империи»?
— Нет, никак не связан. В оригинале мой сериал назывался «Окрыленные», потому что персонажи картины были «окрылены» определенными идеями. В фильме показывается, куда это «окрыление» всех привело. Слово «Империя» появилось в титрах по воле Первого канала за несколько недель до премьеры. Все двенадцать серий посвящены тому, как мы с упоением убивали и уничтожали друг друга. Там нет ни плохих, ни хороших: фильм в большей степени о том, что революция и гражданская война – это самое страшное, что может произойти с народом. Это хуже, чем война против внешнего агрессора, где понятно, кто враг, а кто друг. В гражданской войне нет правых и виноватых. У нас о гражданской войне судят либо однобоко, исходя из коммунистической идеологии, либо вообще о ней почти ничего не знают. Большинство думает, что революция началась с выстрела «Авроры» 25 октября 1917-го, и недооценивает значение февральских событий того же года, когда реально начался развал всего.
— А над чем Вы работаете сейчас? После «Ржева»?
— Сейчас занимаюсь компьютерной графикой и озвучиванием моей новой картины под рабочим названием «Бомба», которую я снял в Москве на студии Валерия Тодоровского. Это 1945-49 годы, история советских физиков-ядерщиков – Курчатова, Харитона, там есть Берия от власти, вымышленные персонажи. А также готовлюсь снимать новый полный метр, историю о современных событиях, и пока, с Вашего позволения, про это немного промолчу. Сейчас сижу, пишу сценарий. Это не про коронавирус, конечно, а о том, что было у нас три года назад: история основана на фактах, хотя, конечно же, обобщена, художественно осмыслена. Но толчок дан реальными событиями.
— Вы постоянно снимаете фильмы, посвященные различным эпизодам российской истории. А каким Вы видите будущее нашей страны?
— Во-первых, я надеюсь, что мы закончим, наконец, с поклонением всем вокруг, что происходило в 1990-е годы и отчасти продолжается сейчас. Во-вторых, я солидарен с президентом, который сказал, что лимит на революции мы уже исчерпали: я надеюсь, что мы пойдем, наконец, эволюционным путем. Это не значит, что не должно быть разных точек зрения, наоборот – они должны быть обязательно! И третья часть: верю, что мы когда-то начнем жить своей головой, а не ждать, что какой-то добрый дядя нам поможет – потому что никогда этого не было и нет никаких предпосылок, что это когда-нибудь будет.
